Танкист-штрафник. Вся трилогия одним томом - Страница 83

Бесхитростный рассказ парня задел весь экипаж. Иван Федотович сказал, что всех писарей надо посылать хоть раз в месяц в атаку. Те, кто выживет, сразу поумнеют. Невесело посмеялись, покурили. В тумане заметили кучку людей и подводы. Выбирались из окружения остатки артиллерийской батареи. Две измученные лошади везли в повозке человек шесть раненых, в том числе лейтенанта с перебитой рукой.

– Немцы далеко? – спросил ротный Таранец.

– Везде, – устало отозвался лейтенант. – Закурить есть?

Поделились махоркой. Бойцы, которые не раненые, смотрели на ротного настороженно. Боялись, что он оставит их в заслоне. Правильно в приказах пишут: «Ни шагу назад!» А я смотрел на этих бедолаг, прикидывал – в трехдюймовой батарее человек шестьдесят личного состава. А выбираются меньше двадцати. Значит, сорок погибли. Оставшиеся почти все ранены или контужены. Едва плетутся. Прошли мимо нас, а через час мы приняли бой.

Туман еще был густой. Два мотоцикла с немецкими разведчиками влетели на нашу позицию. Увидели танки и, развернувшись, без выстрела, рванули назад. Одного достали огнем из пулеметов и винтовок, а второй выскочил, крутясь, как юла, на льду. Пехота кинулась за трофеями. Что-то принесли, а из тумана ударили минометы. Выпустили десятка три мин. Мы огня не открывали. Ждали.

На мне были гимнастерка, комбинезон, меховая безрукавка. Подмораживало. Броня была холодной и от дыхания покрылась испариной. По телу от долгого ожидания текли струйки пота. Немецкие танки двигались тихо. Гусеницы на резине, да и двигатели не так шумели, как наши, которые в полтора раза мощнее, чем у Т-3 и Т-4. Часы отмеривали минуты. Сколько мы уже здесь сидим? Часа полтора-два? Немцы напролом редко ломились. Знали, сколько бы нас ни было, а первые выстрелы за нами. Значит, будут потери, и головные танки накроются. Я догадывался: не так много у фрицев машин. Чего ради им пускать под огонь свои танки, чтобы добить остатки русских? Развиднеется, появятся «юнкерсы» и закончат все без риска. А мы молились, чтобы подольше продержался туман. Но я приметы знал неплохо. Когда утро с тумана начинается, день будет солнечным.

Появилось солнце. Сначала тусклое пятно, туман рассеивался. Снова ударили минометы. Броню они не пробьют, но если мин в достатке, да еще пристреляются, бед натворят. Гусеницу могут близким взрывом перебить, не говоря уже о пехотинцах. Потом начали стрелять из орудий. Мы – в ответ. Протянули еще минут сорок времени. Таранец дал приказ отходить. Снарядов для дуэли с немецкими танками у нас не хватало. Пехота влезла на броню, погрузили несколько раненых, и мы двинулись догонять колонну.

Но догнать нам не дали. Три «юнкерса-87» завертели колесо, с воем сирен пикируя на танки. Таранец взял курс на крошечную тополевую рощу, единственное место, где можно было укрыться. Это не сосновые леса Брянщины! Мы летели к деревьям, описывая немыслимые зигзаги. Сотка! Или иначе – сто килограммов. Такими бомбами любили глушить фрицы наши «тридцатьчетверки». Прямое попадание – конец, но и близкое – довольно опасно. От прямых попаданий мы увернулись, хотя десантников сразу словно ветром сдуло. Мы ворвались в рощу, которая служила защитой чисто символической, деревья стояли по-зимнему голые. Здесь нас прострочили из пулеметов, так как бомбы кончились. Вся троица «юнкерсов» облетела рощу на низкой высоте и исчезла. Можно было не сомневаться, что через часок, а может, и раньше прилетят эти или другие самолеты добивать нас.

Не повезло лейтенанту Рогозину, с которым я лежал в госпитале в воронежском поселке Анна. Осколок бомбы величиной с две ладони как топором разрубил кормовую часть башни и застрял в броне. Бомба взорвалась, едва не догнав танк. Продырявило моторное отделение, под гусеницами натекла лужа масла. Заряжающий погиб, Женю Рогозина сильно контузило, ударив головой и плечом о казенник пушки. Были сломаны нос и челюсть, а тело, когда мы его раздели, представляло сплошной синяк.

– Все поотбивало, – сказал наш механик Иван Федотович. – Не жилец парень…

Лейтенант Рогозин умер спустя четверть часа. Я вспомнил, как мы знакомились с ним в госпитале. Женя воевал с лета сорок второго года, имел две медали, считался бывалым танкистом. Когда я задыхался от воспаления и высокой температуры, он будил меня, так как ночью мне нельзя было долго спать. Я тогда выкарабкался, и мы попали в одну бригаду. Только кто мог знать, что Жене отпущено жизни меньше месяца? Погибли пять ребят из пехотного взвода. Старший сержант, заменивший убитого лейтенанта, наотрез отказался ехать с нами. Сказал, что они быстрее доберутся пешком. Слишком опасно ехать на броне.

– Ваши гробы как медом для «юнкерсов» намазаны, – заявил он. – Гоняются за танками, а достается нам. Пять человек наповал. Мы уж лучше сами по кустикам да оврагам полегоньку к своим выберемся. И раненых доведем.

– А если на немцев нарветесь? – спросил Таранец. – Тогда в плен? Сомневаюсь, что вы героически отбиваться будете.

Сержант помолчал, посопел.

– Что мы, дураки? Осторожно пойдем.

– Далеко не уйдете, – гнул свое командир роты. – Или в плен попадете, или постреляют вас немцы. Подумайте.

– Подумали уже. Пять человек, пока с вами ехали, в момент на тот свет отправились.

Таранец не стал настаивать. Времени на споры не оставалось. Без десанта придется труднее, но старший сержант прав. Здесь, в степи, с редкими островками перелесков, мелкими хуторами, оврагами, легче пройти на своих двоих, чем на громыхающих бронированных машинах. Перегрузили с танка погибшего лейтенанта Рогозина боеприпасы, слили горючее, сняли оба пулемета. Кстати, у десантников, которые уже ушли, ни одного пулемета не было. Отдали бы им пулеметы, если б попросили. Но они не просили, и я подумал, что драться с немцами они вряд ли будут. Листовок-пропусков для сдачи в плен фрицы набросали в достатке. Поднимай бумажку, и вот он – твой шанс выжить. Антон Таранец выругался. Может, он думал о том же, что и я. А для Жени Рогозина и заряжающего наспех вырыли неглубокую, с полметра, могилу и похоронили ребят. Двоих оставшихся в живых танкистов из экипажа Рогозина распихали по другим танкам.

Гнали по слабо укатанному проселку. Разминулись с колонной немецких автомашин. Они шли по параллельной дороге, в километре от нас. Ротный приказал установить на люках каждого танка пулеметы. Подбить «юнкерс» вряд ли мы сумеем, а сбить прицел, может, удастся. Вскоре впереди показались строения. Это была довольно крупная станция Золочев, а буквально в десятке километров от нее райцентр Казачья Лопань.

И здесь мы столкнулись с проблемой куда опаснее, чем возможный налет «юнкерсов» Нам надо было обходить станцию и городок справа – это была кратчайшая дорога к линии фронта и к Белгороду. Но мы не знали, что, овладев Харьковом, танковый корпус СС 17 марта начал наступление на Белгород и восемнадцатого числа овладел городом. Мы просто издалека увидели танковую колонну, множество машин и повозок. Догадались, что на этом участке немцы тоже наступают. Успели вовремя свернуть на северо-запад, разминуться с фрицами. Теперь мы удалялись от линии фронта, делая большой крюк. О судьбе Белгорода мы ничего не знали. Не догадывались и о том, что три наших танка идут наперерез наступающему на Белгород с запада армейскому корпусу «Раус».

Как мы проскочили или разминулись с «Раусом», остается для меня загадкой до сих пор. Может, потому, что не делали остановок. Двигались со средней скоростью, подстраиваясь под немецкие танки, не привлекая к себе внимания вражеских колонн и отрядов. Под городом Грайворон натолкнулись на колонну автомашин с пушками на прицепе. Их сопровождали два бронетранспортера. Один двинулся в нашу сторону. Разглядел, что танки русские, и артиллеристы с завидной быстротой стали отцеплять орудия. Это был дивизион 75-миллиметровок, и связываться с ним мы не рискнули. Нас бы сожгли за пять минут.

Мы сделали по паре выстрелов, подбили бронетранспортер, который присел, как охромевшая курица, а сами рванули прочь. Вслед понеслись снаряды. Один уже на излете ударил в моторное отделение моего танка, но мы сумели уйти. Потом, едва не завязнув в болоте, уткнулись в реку Ворсклу, вернее, в один из ее притоков. Любая река не лучшее место для укрытия. Села по берегам, лодки, пойменный, жидкий лес. Разглядели темное пятно сос