Танкист-штрафник. Вся трилогия одним томом - Страница 146

146

– Отдохни, Алексей. Ну а мы тут фашисту сами хребет ломать будем.

– Ломай. Ты за четыре года хорошо в сопках отдохнул. Теперь только фрицев бить!

Учебный взвод – сорок курсантов. Для индивидуального обучения – многовато. Такими взводами легче учить пехотных командиров, чем будущих командиров танков. Но фронту они нужны в большом количестве, и моего мнения никто не спрашивает.

Состав взвода – самый разношерстный. Большинство – фронтовики. Не только танкисты, но и ребята из артиллерии, пехоты, связисты. Молодежь, присланная из военкоматов. Мои ордена и нашивки за ранения, конечно, для авторитета роль играют. Но среди фронтовиков тоже немало тех, кто имеет награды и ранения. Так что преподавательский авторитет здесь еще надо заработать.

Коротко рассказываю о себе. Кстати, замполит учебных курсов в беседе со мной порекомендовал не заострять внимания на том, что в боях были уничтожены пять машин, на которых я воевал.

– Понимаете, – похрустывая тонкими пальцами, учил меня интеллигентный майор из бывших институтских преподавателей. – Впечатление получится не совсем правильное. Пять танков потерять – не шутки. Подумают, извините, какого-то неудачника прислали. Его пять раз фашисты подбивали, а он нас учить будет, как надо воевать.

Все это было сказано доброжелательно. И вообще, новый замполит Трегуб очень отличался от своего коллеги Гаценко, который не уставал копаться в моем штрафном прошлом. Владислав Максимович Трегуб вопросами о моих выходах из окружения и пребывании в штрафной роте не задавался. Если человек прислан политуправлением армии, то и вопросов нет. Но вот пять моих сгоревших в боях танков покоя ему не давали. Он даже встрепенулся:

– Что же вы так неосторожно, Алексей Дмитриевич!

Более идиотского вопроса трудно было придумать. Наверное, Трегуб не знал и того, что осторожность слишком часто смыкается на фронте с понятием «трусость». Можно вести себя разумно, находчиво, но если ты не рискуешь, плетешься в хвосте – не видать тебе авторитета у подчиненных. Это сразу напомнило мне Николая Фатеевича Успенского, который воевал очень осторожно, стараясь оставаться за спинами подчиненных.

– Так уж получилось, – виновато пожал я плечами. Не хотелось портить отношения с вежливым майором, в отглаженном кителе, со скромной медалью «За боевые заслуги».

– Ну а фашистских танков вы наверняка больше уничтожили?

– Немного больше, считая самоходки.

– Самоходки те же танки, – просветил меня Трегуб.

– Так точно. Только пушки мощнее.

– Ну, вы все же про пять своих подбитых танков умалчивайте. Давайте остановимся на трех. Так сказать, святая ложь во спасение. И больше оптимизма. Есть у нас отдельные личности. Заклинило их, не иначе. Рассуждают о силе немецкой техники, «тиграх», «фердинандах». Ни к чему это сейчас. Мы наступаем, война к победе движется.

В общем, с замполитом договорились. Хотя, если откровенно сказать, в мае сорок четвертого техническая оснащенность наших танковых войск уступала немцам. В сорок первом и сорок втором «тридцатьчетверки» и КВ-1 по многим параметрам превосходили основные немецкие танки. Но промышленность Германии сделала рывок. Сейчас нам противостояли немецкие Т-3 и Т-4 с усиленной броней и вооружением, большое количество самоходок различной модификации с дальнобойными 88-миллиметровыми орудиями. Опасным противником Т-34 являлась «пантера», многие элементы которой были заимствованы у наших «тридцатьчетверок».

«Тигры» и «фердинанды» слишком большой роли не играли, их было не так и много. Но эти мощные машины (излишне утяжеленные) фрицы умело подавали в нужное время и нужном месте, так же как и «пантеры». Все это, вместе с кумулятивными снарядами и сильной оптикой, делали наши «тридцатьчетверки» весьма уязвимыми. Хотя мы и наступали, но потери в бронетехнике несли огромные. Конечно, все эти выводы сделаны мною с позиции командира танковой роты, познавшего все это на себе. На объемную, аналитическую оценку я не претендую.

Много позже, в «Книге потерь» учеными и специалистами будет скрупулезно подсчитано количество танков и самоходок, которые мы потеряли в войну. Я с горечью буду снова убеждаться, какой дорогой ценой досталась нам победа. Даже по официальным данным, потери советской бронетехники по сравнению с немецкой составляли три к одному. То есть, чтобы уничтожить один панцер, мы теряли три своих танка. Слишком серьезный у нас был враг, а врага недооценивать очень опасно.

Мне предстояло отвечать на множество вопросов курсантов. Далеко не всегда я мог ответить откровенно. Наши знаменитые «тридцатьчетверки» к весне сорок четвертого, к сожалению, утеряли в значительной степени свое преимущество. В какой-то степени помогали самоходки СУ-85, СУ-152, но их было немного.

Наши войска стали получать с апреля сорок четвертого года новые танки Т-34-85 с мощным орудием и усиленной броней. С этим орудием можно было противодействовать и «тиграм» и «пантерам». Но развернуть производство новых машин – не простое дело. Когда в мае я уезжал в Полтаву, в бригаде имелся всего лишь один новый танк, который использовался как учебное пособие.

Такая непростая обстановка складывалась в бронетанковых войсках в тот период. И все же мы наступали. Как поется в песне: «Горло ломали врагу…»

В Полтаве я пробыл четыре месяца. Вернее, не в самом городе, а километрах в десяти, где располагался учебный полк. Рассказывать весь процесс обучения не буду. Дни были похожи один на другой. Занятия, подготовка, строгая уставная дисциплина, от которой, откровенно говоря, я отвык.

В бригаде наверняка многие считали меня счастливчиком. Попасть в тыл, спать в нормальной постели, забыть про смерть, которая постоянно бродит рядом. Я вспомнил, что закончил два курса учительского института, и энергично составлял планы учебных занятий, сидел по вечерам над лекциями.

Около двух лет я вел записную книжку (что строжайше запрещалось), где вместе со стихами и афоризмами, очень коротко, едва не зашифрованно, записывал то, что казалось наиболее интересным. Первые «полтавские» записки касались курсантов моего взвода.

Работая над книгой, я расшифровывал полустертые закорючки. Помогло то, что в семидесятые годы переписал часть материалов в отдельную тетрадь. Тогда я предпринял первую попытку написать книгу о танкистах, но отказался от своей затеи. В тот период воспоминания лейтенантов и капитанов не приветствовались. Вовсю издавали генеральские мемуары, в которых была совсем другая война: без вшей, трагических обреченных плацдармов, горящих «тридцатьчетверок» и полей, усеянных телами наших бойцов.

Я коротко воспроизвожу отдельные истории, которые бесхитростно излагали мне мои ученики.

…Сержант Костя, наводчик 76-миллиметровки Ф-22. Рассказывал, как переправлялись через Днепр. Огромный плот: орудие, лошади и около двадцати человек. Гребли огромными веслами. Спешили, наваливались с такой силой, что два весла сразу переломились. Старшина, командир расчета, предусмотрительно заготовил запасные весла. Пока возились, плот несло течением вниз. Переправа шла широким фронтом, и расчету Кости повезло. Они ткнулись в отмель на правом берегу без потерь.

А потом немцы открыли огонь с обрыва и сразу застрелили пять или шесть человек. Пули попадали в снаряды, но они не детонировали. Бойцы прыгали в воду или ложились за пушку, притворившись мертвыми. Затем отрывали доски от настила и перекатывали полуторатонное орудие на берег. Лошади, умные животные, спрыгнули раньше и ждали под обрывом. Хорошо, что наверх уже прорвалась наша пехота. Артиллерию ждали с нетерпением, помогли вскарабкаться на обрыв. Днем видел, как по Днепру плыли бревна, обломки плотов, трупы людей.

Немцев при штурме побили много. Лежали в траншеях, в кустах, поколотые штыками, порубленные саперными лопатками. За Днепр получил первую награду за год войны, медаль «За отвагу».

…Сержант Лошкарев, стрелок-радист «тридцатьчетверки». Оказывается, воевал где-то рядом со мной на Букринском плацдарме. Танк подбили, но пушка действовала. Машину закатили в капонир, и она неделю служила как неподвижная огневая точка. Когда кончились снаряды, стреляли из пулеметов и автоматов. Патроны собирали по ночам, обшаривая мертвые тела. Настроены были – ни шагу назад. Всю неделю как на острове п

146