– Леня, – попросил я. – Поищи кусты иван-чая. Холодина, кишки бы погреть.
– Давай на смородиновых листьях заварю, – предложил сержант. – В саду еще не все листья облетели.
– Ну, пошли вместе, глянем.
– Может, еще по сто граммов? – предложил Вася Лаборант.
Я был бы не против добавить и сто, и двести граммов. Но комбат наверняка соберет после ужина командиров рот и взводов. Передышка долго не продлится. Или вперед пойдем, или здесь окапываться будем. Не хотелось светиться перед Плотником крепко выпивши.
– Пей, если хочешь, – разрешил я Васе Лаборанту. – А тебе, Рафаил, хватит. Пока не стемнело, проверь соединения и тяги. Нас сегодня крепко покидало.
– Не только покидало, – подал голос стрелок-радист. – Снарядом чуть брюхо не пропороло.
В небольшом саду за домом, среди посеченных осколками деревьев, нашли кусты черной смородины. Часть листьев еще не облетела, осталось даже немного ягод. Собирали в каску, подобранную здесь же.
– Настроение паршивое, Леха? – спросил Кибалка.
– Не знаю. Глянь, вишня тоже листья не сбросила. Примета есть, если до ноябрьских листья не опадут – зима теплая будет.
– На Украине, говорят, все зимы теплые. А ты точно не в себе, Алексей. Я понимаю, переживаешь, что ни за что с роты на взвод скинули. Ну, и хрен в глотку этому Гаценко и Хлынову. Переживем. Помнишь, что под Орлом творилось? А когда к Днепру шли? Сейчас полегче, вон сколько сил собрали.
– Писем два месяца нет, – сказал я.
– Все они умники, – гнул свое заряжающий. – Чтобы в анкете – ни сучка, ни задоринки. Сами бы попробовали с самоходами связаться?! Обосрались бы. Когда нас болванкой в лобовину шарахнуло, я себя сразу похоронил. До сих пор пальцы трясутся. А те два экипажа накрылись бы, точняк. Терпелка кончилась, и полезли бы под снаряды.
– Ленька, хватит ерунду молоть. И так тошно.
Кибалка недовольно засопел, а я набрел на терновый куст. Крупные черные ягоды, тронутые морозцем, были сладкие на вкус. Насобирали треть каски и вернулись к своим. Чай или компот заварили в котелках. Пришел Ярославцев. Хорошо выпивший, обнял и сказал, что меня приглашает к себе ротный.
– Мы уже поужинали. Чай пить собираемся.
– Эх, молодцы у тебя ребята. Выручили! Ну, пошли, Хлынов ждет.
– Иди, Алексей Дмитрич, – поддержал лейтенанта весь мой экипаж. – Кому лучше будет, если с ротным не сойдешься? Будет совать в каждую дырку, как затычку, пока не угробимся. А водки мы тебе оставим, если там не нальют.
– Как не нальют! – вскинулся Ярославцев. – Уже налито.
Ребята были правы. На Букрине именно наш взвод сунули под переправу. Там мы потеряли шесть человек и две машины. И сегодня выручать взвод Ярославцева пришлось нам, когда остальные после боя отдыхали. Я согласился и пошел вместе с Иваном. По дороге сказал:
– Долго вы меня приглашать собирались. Ярославцев, пошатываясь, шепнул на ухо:
– Хлын тебя не звал, потому что опасался, вдруг откажешься. Авторитет все пытается держать. А ребята настояли.
В подвале, освещенном двумя коптилками, сидели за столом оба командира рот, старшина и двое взводных. Мне налили полкружки разведенного спирта. Выпили за победу, потом за Сталина, помянули погибших. Мужики уже усидели несколько фляжек. Как всегда после боя и хорошей выпивки, стоял гул возбужденных голосов. Хвалили Хлынова, который провел смелую атаку и с ходу вышиб немцев из поселка.
– Действовал уверенно, как комбат, – поддакнул старшина.
Познакомился с лейтенантом Артемом Майковым, командиром второй роты. «Лейтенанта» и должность ротного получил на Букринском плацдарме, где разбил две немецкие пушки и удачно отразил несколько атак. На мой вопрос, давно ли на фронте, с гордостью ответил, что с февраля сорок третьего.
– Горел, в госпитале лежал, – возбужденно рассказывал он мне свою биографию. – На Букрине рота фрицам дала жару. Когда командир погиб, комбат Плотник роту доверил. Значит, мне тебя благодарить, что два моих танка помог вывести?
– Брось. Какая там благодарность!
– Н-нет, я добра не забываю.
Потом поговорили о том, как воевали с самоходками. Ярославцев сообщил, что выпустил девяносто штук снарядов.
– Выкурили блядей из засады. Леха одну самоходку в клочья разнес. Ну а мы зенитный пулемет вместе с расчетом уделали.
После трудного дня и выпитого спирта тянуло на сон. Хлынов немного меня проводил, пожал руку. Кажется, отношения с ротным стали налаживаться.
Это была уже вторая попытка овладеть Киевом. Первое наступление, в середине октября, пока мы сидели под Букрином, закончилась неудачей. Слишком много техники и войск противостояло нашим частям, прореженным после спешной и плохо продуманной переправы через Днепр и боев на плацдармах. Второй удар, нанесенный третьего ноября, получился удачным. Немецкая оборона была прорвана.
Пятого ноября перерезали шоссе Житомир – Киев, бои шли на окраинах города. По слухам, 1-я Чехословацкая бригада, наши союзники, к вечеру уже заняла вокзал. Так или иначе, но на окраине города мы в очередной раз натолкнулись на упорное сопротивление немцев.
С нашей стороны действовал жесткий приказ – к седьмому ноября освободить Киев. Командование вермахта не менее категорично запрещало до определенного времени отступление своим частям. Нас поддерживали новые тяжелые самоходные установки СУ-152, вооруженные 152-миллиметровыми гаубицами. Машины имели хорошее бронирование, по эффективности значительно превосходили СУ-122, которые сопровождали нас до Днепра.
В конце сорок третьего года тяжелых, эффективных в бою самоходных установок СУ-152 было в армии очень немного. Их выделяли в наступающие части из резерва Главного командования едва не поштучно. Это говорило о том, какое важное значение имело взятие Киева. К сожалению, когда к стратегии примешивали политику, давали задание взять к очередной «дате» любой ценой тот или иной город, эта «любая цена» оборачивалась огромными потерями.